Меня все спрашивают: «Ну, как тебе там?»
Больше всего мне хочется ответить «город как город, жить можно» и надеяться, что меня поймут.
Потому что, честно говоря, я не могу представить, что может быть лучше сейчас, чем город, в котором, кажется, можно жить. Не трепетать в музее. Не нудить в деревне. Не теряться в каменных джунглях. Жить в городе.
Все меняется так быстро. Каждый день. Почти как если влететь в свежий роман, когда от утреннего кофе, который я сварю ему первый раз в жизни, я вдруг оглянусь через плечо на самые первые наши с ним заинтересованные переглядки 7 дней назад и поражусь, как за неделю прошла целая жизнь. За моей спиной стоит диван, с которого 12 дней назад я смотрела в гигантское окно – и не понимала, где море. Сегодня я первый раз приехала от моря домой на велосипеде без карты не по знакомому маршруту, а ориентируясь на интонацию. Когда я подъезжала к подъезду, я вдруг флэшбэком увидела, как ночью сестра помогала мне таскать мой немыслимый багаж на второй этаж. Сейчас я смотрю и на дом, и на стеклянную дверь совсем по-другому, и никогда не смогу больше посмотреть как тогда, в первый раз.
В Тель-Авиве белые дома, и к ним на округлые баухаусные балконы лезет с улицы бесцеремонная зелень. Неистовое количество электробайков наводит на меня ужас, но я зажмуриваюсь и еду. В первый же день в самую первую поездку я обнаружила, что они здесь все шмыгают на красный, ритуально оглянувшись по сторонам. К концу поездки я тоже начала шмыгать.
Я живу рядом с Яффо, и это значит, что в шабат меня там ждут открытые магазины и кафе в неограниченном количестве – спасибо арабским соседям. Сегодня в подъезде с моего вела сперли задний красный фонарь, насос и масло для цепи – это уже спасибо соседям невыясненной и неважной этнической принадлежности. Ну, в жопу себе насос мой засунь, недостойный соотечественник, масло в помощь.
Обнаружила себя внезапно в автостопном режиме общения: с повышенными болтливостью и рвением к социальным контактам. Кажется, я умудрилась познакомиться в книжном с какими-то русскими, правда, это скорее всего был one-talk-stand, а не что-то серьезное. Пока что не закончился первый круг распития кофе со знакомыми, перебравшимися на святую землю раньше меня, и мне хотелось бы испытывать больше любопытства и меньше тревоги по поводу того, смогут ли мои слабые ван-дер-ваальсовы зацепочки стать однажды кругом общения, или рассеются как дым, оставляя меня в новом одиночестве.
В 15 минутах велосипединга от меня – море. Чаще всего оно синее (как я не люблю) с белыми барашками (еще хуже) и под голубеньким ровненьким небом (капец), но есть одно место, где к морю подходит холмистый парк с ненавязчивым ландшафтным дизайном, и там вдруг очень много простора, и воздуха, и соленого ветра, и вдруг очень хорошо.
Самое зыбкое здесь – не знать, кто я и не принадлежать ни к чьей повседневности. Если бы я могла заглянуть в конец фильма и знать, что эта неопределенность и отвязанность (как у воздушного шарика) – это смелое начало истории, в которой у меня все получилось, было бы легче доверять себе и своему процессу. Но спойлеров не дают, поэтому я заземляюсь другими способами: мою посуду, жарю курицу и покупаю помидорки по акции. Отношусь к этому как к магическим ритуалам, возводящим вокруг меня купол базовой безопасности. Две упаковки клубники, кстати, частенько за 25 отдают (а одна – 15, между прочим), и эта клубника довольно хороша к завтраку.
